30 ноября 2013, 20:49
Ницше о цинизме, об "избранных" и "обычных" людях
«Каждый избранный человек инстинктивно стремится к своему замку и
тайному убежищу, где он избавляется от толпы, от многих, от большинства, где
он может забыть правило „человек“ как его исключение, — за исключением
одного случая, когда еще более сильный инстинкт наталкивает его на это
правило, как познающего в обширном и исключительном смысле. Кто, общаясь с
людьми, не отливает при случае всеми цветами злополучия, зеленея и серея от
отвращения, пресыщения, сочувствия, сумрачности, уединенности, тот наверняка
не человек с высшими вкусами; но положим, что он не берет на себя
добровольно всю эту тягость и докуку, что он постоянно уклоняется от нее и,
как сказано, продолжает гордо и безмолвно скрываться в своем замке, — в
таком случае верно одно: он не создан, не предназначен для познания. Ибо как
таковой он должен бы был сказать себе в один прекрасный день: „черт побери
мой хороший вкус! но правило интереснее, нежели исключение — нежели я,
исключение!“ — и отправился бы вниз, прежде всего „в среду“. Изучение
среднего человека, долгое, серьезное, и с этой целью множество переодеваний,
самопреодолений, фамильярности, дурного обхождения (всякое обхождение дурно,
кроме обхождения с себе подобным), — составляет необходимую часть биографии
каждого философа, быть может, самую неприятную, самую зловонную, самую
богатую разочарованиями часть. Если же на долю его выпадает счастье, как
подобает баловню познания, то он встречает людей, поистине сокращающих и
облегчающих его задачу, — я разумею так называемых циников, т. е. таких
людей, которые просто признают в себе животность, пошлость, „правило“ и при
этом обладают еще той степенью ума и кичливости, которая их заставляет
говорить о себе и себе подобных перед свидетелями: иногда даже и в книгах
они точно валяются в собственном навозе. Цинизм есть единственная форма, в
которой пошлые души соприкасаются с тем, что
Читать дальше →
тайному убежищу, где он избавляется от толпы, от многих, от большинства, где
он может забыть правило „человек“ как его исключение, — за исключением
одного случая, когда еще более сильный инстинкт наталкивает его на это
правило, как познающего в обширном и исключительном смысле. Кто, общаясь с
людьми, не отливает при случае всеми цветами злополучия, зеленея и серея от
отвращения, пресыщения, сочувствия, сумрачности, уединенности, тот наверняка
не человек с высшими вкусами; но положим, что он не берет на себя
добровольно всю эту тягость и докуку, что он постоянно уклоняется от нее и,
как сказано, продолжает гордо и безмолвно скрываться в своем замке, — в
таком случае верно одно: он не создан, не предназначен для познания. Ибо как
таковой он должен бы был сказать себе в один прекрасный день: „черт побери
мой хороший вкус! но правило интереснее, нежели исключение — нежели я,
исключение!“ — и отправился бы вниз, прежде всего „в среду“. Изучение
среднего человека, долгое, серьезное, и с этой целью множество переодеваний,
самопреодолений, фамильярности, дурного обхождения (всякое обхождение дурно,
кроме обхождения с себе подобным), — составляет необходимую часть биографии
каждого философа, быть может, самую неприятную, самую зловонную, самую
богатую разочарованиями часть. Если же на долю его выпадает счастье, как
подобает баловню познания, то он встречает людей, поистине сокращающих и
облегчающих его задачу, — я разумею так называемых циников, т. е. таких
людей, которые просто признают в себе животность, пошлость, „правило“ и при
этом обладают еще той степенью ума и кичливости, которая их заставляет
говорить о себе и себе подобных перед свидетелями: иногда даже и в книгах
они точно валяются в собственном навозе. Цинизм есть единственная форма, в
которой пошлые души соприкасаются с тем, что
Читать дальше →